Есть у меня приятель Иван Мальцев. Близким другом его не назовёшь, но историй я с ним хлебнул, − на всю оставшуюся жизнь вспоминать хватит.

Какой-то бедовый Вань получился у своих родителей, а он, того не понимая, всё глубже и глубже землю роет. Ну, то есть лезет, куда не попадя. Вреда-то особого от него не было, но крови он себе попортил ужас сколько. Не возьмусь сосчитать, сколько раз он этой бедовой отравы хапнул: себе на горе, другим на потеху. Да то ли отрава сладкой оказывалась, то ли так тому и быть − ничего его не брало. Погорюем, посмеёмся, посетуем на судьбу − и до следующего раза. Сколько я его уму разуму учил, − вспоминать не хочется.

 Но вот одну историю всё же расскажу, потому как чувствую себя виноватым. Не сколько Ваня в неё залез, сколько я ему пособил. А случилось это зимой на рыбалке. И хоть рыбак-то он никакой, а как не встретимся − он одно своё:

− Лёнь! Возьми меня на настоящую рыбалку, надоело мне в нашем болоте пескарей ловить, − это он так наш пруд называл. − Люди вон на озёра ездят, леща да чебака дерут и мне очень хочется. Возьми, как соберешься. А?

И вот долгожданный день настал. Узнал он от кого-то, что собирается компания рыбаков для поездки в «запретку». В других областях много таких водоёмов огороженных колючей проволокой, но рыбаки эти запреты  как бы не замечают, а что до секретных объектов − некому и дела нет. Летом туда дороги закрыты, а по зимнику, как говориться, сам Бог велел.

Прибежал Ваня ко мне радостный такой, вспотевший:

− Ну, чё, Лёнь! Ты же обещал! Возьмёшь?

Отказать было невмоготу, и я дал согласие:

− Ладно, Вань, едим на три дня. Готовься!

Сам-то я накупил продуктов (как говорится в народе, «едешь на день, бери на неделю»), направил ледобур, снасти поперевязывал, и, чтобы не проспать, лёг чуток пораньше. Пока не уснул, проверил в памяти, всё ли приготовил. Вспомнил Ванино лицо, наполненное тревогой и ожиданием… Улыбнулся. И провалился в сон.

На утро, направляясь не спеша к месту сбора, ещё издалека приметил Ванину пританцовывающую фигуру. Видимо, он сильно волновался и по-детски не скрывал своей радости: наконец-то, он причастен к сообществу под названием «Рыбаки». Рассевшись в электричке по местам, каждый занялся своим делом. Кто-то погрузился в дремоту, кто-то слушал назойливое бормотание соседа, иногда поддакивая.

Ваня вёл себя спокойно, а на вопрос, готов ли к проживанию, распахнул сумку с продуктами. В сумке лежала булка хлеба и три плавленых сырка. С Ваней стало всё ясно: помереть с голоду он не собирался.

Водоём нас встретил морозной безветренной погодой. Тропинка к месту предполагаемого клёва пролегала возле заграждения из колючей проволоки, за которой находились объекты секретного характера. Впрочем, какого-то ни было любопытства, это у нас не вызывало. Другое дело − Ваня. Он аж закрутился как щенок, играющий со своим хвостом:

− Лёнь! А чё это здесь такое? Какие-то шары, антенны, да ещё поворачиваются. Смотри, смотри вертолёт. Ух, Ты! Ну, скажи! Чё там, Лёнь? −  сыпал он как из пулемёта.

Я что-то буркнул два раза в ответ, с трудом скрывая раздражение от его назойливости и неуёмности.

Наконец, мы добрались до места назначения и приступили к подлёдному лову. Надо сказать, что это дело не такое простое, как кажется на первый взгляд. Есть много законов требующих строго выполнения. Один из них гласит: к месту рыбной ловли нужно, продвигаться не спеша, расстегнув защитный плащ, не суетится, чтобы не взопреть. Иначе, в последствие, сидя на льду можно замёрзнуть. Вот на эту удочку первым попался Ваня. Он один всю дорогу скакал как телок на выпасе, ну, и, ясное дело, покрылся испариной. А тут подул ветерок. Клёв стал вялым и Вань выпрягся.

− Лёнь, я замёрз. Лёнь, помоги распутать леску. Лёнь, может хряпнем по соточке? − доставал он меня своим нытьём, до самой, что ни наесть «алма-аты»

Но, следуя правилу нашей компании не принимать спиртное на водоёме, я крепко ругнул его матом. Ваня немного успокоился, но вскоре заныл опять. Не зная, что делать я предложил ему занять фанерную будку, стоявшую неподалёку. Это такая конструкция из фанеры под вид деревенской уборной. Ставят её на лёд местные жители, чтобы в более   комфортных условиях вести лов рыбы. Как раз эта самая будка и освободилась. Видимо рыбак, занимавший её, решил пойти домой:

− Вань! − крикнул я. − Иди-ка, порыбачь в будке, пока то да сё!

Ваня, послушавшись моего совета, закрыл за собой дверку и затих.

На некоторое время, увлёкшись ловом, я совсем забыл про своего приятеля и его прихотях. Но тут как на грех появился часовой, обходивший по периметру свой пост. И во мне заиграла  детская шалость, чем я не преминул воспользоваться.

− Солдат! Слышь! Пойди-ка сюда! − окликнул я служивого. Тот откликнулся на мой призыв и вопрошающе кивнул. − Вон там, в будке сидит рыбак, замёрз как ёрш на льду. Ты его это самое, согрей! − и я встряхнул руками, как бы держа винтовку наперевес.

− Понял! − ответил солдат, включившись в игру. И направился к будке, где от ветра укрывался Иван.

− Мальцев его фамилия! − крикнул ему вдогонку и отвернулся, давясь от смеха.

Солдат взял винтовку наперевес и рванул на себя дверь фанерного укрытия. Его взору открылся испуганный, замёрзший рыбак, который сидит на рыбацком стульчике с вытаращенными от неожиданности глазами.

− Мальцев? − строго спросил часовой.

− Мальцев − прохрипел Ваня и утвердительно кивнул головой.

− Собирайся! С вещами на выход, с полной экипировкой, − и для пущей убедительности солдат щёлкнул предохранителем.

Опешив и перепугавшись, человека с оружием в военной форме, Ваня не стал задавать никаких вопросов.

− Бегом марш! − скомандовал часовой и показал направление движения стволом карабина.

Ваня припустился бегом вдоль изгороди, за которой находились те самые шары и антенны. Но теперь ему было не до них, а в голове скрежетала мысль, как ледобур об лёд: «За что?».

Рыбаки, находившиеся в курсе этих событий, попадали на лёд и бились в судорожном смехе, подстать вытащенной из подольда рыбе. Но вскоре у меня появилась обеспокоенность, уж, что-то долго солдат переигрывает. А вдруг в отпуск  захотел, приведёт в часть как нарушителя или того хуже, пальнёт. Я засвистел и замахал руками. Ага! Отпустил. Как ни в чём не бывало, я отвернулся от подходящего Ивана и сделал вид, что не заметил его отсутствия.

Когда приятель подошёл совсем близко, я повернулся к нему и удивлённо спросил:

− Вань, да ты…, − дальше что-то спрашивать не имело смысла. Передо мной стоял виновато улыбающийся человек, нагретый и счастливый.

− Лёнь, меня ведь чуть не арестовали, − еле слышно прошипел Ваня.

− Да, ну? − удивился я, продолжая разыгранный спектакль.

− А то! Ты видел тут солдата с ружьём? – Ваня, озираясь, посмотрел по сторонам и шмыгнул носом.

− Ну!

− Так вот, он меня под ружьё и «Бегом айда!», − он повторил движение своего конвоира.

− Куда?

− Мать его знает куда, беги, говорит, не оглядывайся, пока цел.

− Ну, а ты?

− Чё я, бежал, покуда сил хватило. А там упал. Думал, застрелит.

− А он?

− Подошёл, положил рядом со мной ледобур и сказал: «Быстро назад, да больше не мёрзни!».

− Вот Вань! − напустился я на своего приятеля. − Вот тебе и твоё «чё там, чё здесь, чё делают?»... Они сделают! У них тут везде локаторы как уши развешаны, учуют и ущучат.

− Точно Лёнь! У него ещё трубка телефонная на поясе висела, фамилию откуда-то мою знает, − Ваня смотрел на меня как на спасителя, и мой тон принял как награду.

− Конечно, знает, твою фамилию теперь весь посёлок знать будет! Ты теперь у них самый особо опасный «подлёдник» будешь, − сказал я, и мы прыснули от смеха, глядя друг на друга.

И так нам радостно стало, что мы с ним обнялись как родные после долгой разлуки. Там было всё: и смех, и грех, и слёзы. После этого пошла у нас рыбалка.

Домой вернулись с рыбой, уставшие и довольные. Но до сих пор, когда вижу плавленые сырки, как-то слезятся глаза и вспоминается моя дурацкая шалость, над которой я уже не смеюсь.