Нина Вишнякова

(г. Первоуральск)

«Лучше постоянно делать маленькое дело, нежели растворять невозвратимое время в порывах к большим делам и в болезнях». Эти строки из дневника Н. Вишняковой, написанные ею четыре года назад за двадцать четыре дня до смерти. В них, этих словах, смысл ее жизненной позиции…

Родилась Нина Григорьевна в 1934 году на Урале, трех лет от роду заболела. Тяжелый недуг приковал ее к постели на долгие годы. Но Нина нашла в себе силы и мужество закончить школу, потом Уральский государственный университет им. А.М. Горького. Стала журналистом. Много лет жила в Билимбаевском доме инвалидов, а затем в Свердловском. Читатели, наверное, хорошо помнят материалы Н. Вишняковой, так как она постоянно сотрудничала с местными газетами, печаталась в журналах «Урал», «Уральский следопыт», «Неман» и других изданиях.

Н.Г. Вишнякову отличало чутье к слову, простота и точность выражения.

Сегодня мы предлагаем мини-рассказы Н. Вишняковой, ранее не публиковавшиеся.

ДВА РАССКАЗА

СОРОКА ГАЛЯ

Бабушка трудно было спускаться во двор, а све­жий воздух она любила, поэтому постоянным местом ее прогулок стал балкон. Поставили ей там легкое кресло. Походит-походит она по балкону, косточки старые разомнет и сядет в кресло, вязать.

Как-то стояла бабушка у перил, смотрела в соседний сквер. Вдруг кто-то дерг-дерг за подол ее халата. Глянула бабушка, а на нижнем краю перил сидит птица, черная с беловатыми боками. Она-то и схватила клювом, теребит бабушкин халат.

«Сорока, вроде, — подумала бабушка, — но только очень еще молоденькая, хвост не велик. Сорочонок, а смелый!». Бабушка позвала тихонько: «Галя! Галя!». Сорока взмахнула крыльями и пересела на верхний край перил. Да так независимо, к бабушке хвостом. А сама шейку кривит, крупную свою голову к бабушке поворачивает и косит на нее озорным блестящим гла­зом. Невидимое что-то перед собой поклевывает,

«Да ведь она, поди, есть хочет!» — всполошилась бабушка. Пошла на кухню, взяла хлеба и колбасы, нож прихватила. Вышла — нет сорочонка на балконе. Но бабушка не из паникеров. Не спеша накрошила хлеба, нарезала мелкими кусочками колбасу и опять ушла за водой для птиц. Вернулась, а Галя уже лакомится: клюет по порядку то хлеб, то колбасу. «Молодец!» — похвалила птицу бабушка, поставила чашку с водой и уселась в кресло, вязать внуку свитер,

Сорока наелась и стала по балкону гулять туда-сюда, как бабушка гуляет. И что-то несколько раз возле ног бабушки задерживалась и клювом ее туфли ковыряла. Бабушка и внимания не обращает, занята узором. А когда вернулись домой дети и внуки, и бабушка поспешила в комнату и стала туфли снимать, то увидела, что в их старомодных скла­дочках по бокам упрятаны кусочки колбасы. Ну и Галя! Запаслась на «черный» день! А того не сообразила, что ее склад уйдет с балкона.

Подружились бабушка с сорокой. И хоть внуки то­же потом с ней познакомились и доказывали, что ведь это сорока, а не галка, бабушка продолжала звать свою питомицу Галей,

Когда сорока выросла, оперилась и на балкон при­летать стала редко, бабуш­ка огорчилась: «Одичала моя Галя...». Но всегда как-то отличала ее от других совершенно, казалось бы, одинаковых сорок. Прилетит иной раз какая-нибудь, сядет поблизости и давай чис­титься, хвостом подергивать. Внук увидит: «Вон, бабушка, Галя прилетела!». Бабушка только глянет: «Нет, это нахалка какая-то. А Галя моя хоть и смелая, но скромная и умная. Я ее по глазам из тысячи узнаю, а она меня понимает. А эта пустушка. Вишь, уже и улетела. Не зря говорится, что недолго сорока на колу садит».

УПАЛ, НО НЕ ПРОПАЛ

У воробьенка отросли перья. Он радовался и все взмахивал, взмахивал куцыми еще крылышками, сидя на краю гнезда. А гнездо было устроено в углублении крыши трехэтажного дома, возле водосточной трубы. Вот воробьенок и допрыгался до того, что сорвался и провалился прямо в эту трубу.

В гулкой темноте и тесноте трубы было жутко, а падал воробьенок долго, больно стукаясь о стенки. Но ничего не сломав, упал, наконец, в жолоб под трубой. И, лежа оцепенелый с закрытыми глазами в жолобе, он прежде всего услышал голос мамы: «Где? Где? Ах, вот ты где!». Воробьиха присела на краешек жалоба и на миг призадумалась: солнце садится, время летит быстро, не ночевать же ребенку в холодном железном жолобе! К тому же это опасно — кошки!

Однако сама воробьиха не кошка. Она не в силах взять своего детеныша в зубы и перенести куда надо, как это делают кошки. Но действовать необходимо — и сей же момент. Воробьиха растормошила птенца клювом, объяснила вкрик, что из жолоба необходимо выбраться. Тот очухался, заподпрыгивал что есть сил и вспорхнул-таки на высокий край жолоба. Чуток огляделся: вблизи незнакома пахла трава и стена родного дома поднималась рядом, а небо и верхушки деревьев так далеко вверху!

Но мама звала к действию, и воробьенок прыгнул в травку. Благо, была она невысока и в ней стелилась тропинка. Наблюдая с балкона за этой сценой, я не сразу поняла, зачем воробьиха, покружив и почирикав около малыша, круто срывается, и улетает за другой угол дома. Малыш теряет мать и жалобно пищит, остановившись и вертя головкой…

За углом рос пышный куст. Сюда воробьиха и вела детеныша. Она заставила его вспорхнуть на нижнюю ветку. Потом выше, выше, выше. И вот они уже затерялись в листве. Там в относительной безопасности и заночуют. Не пропал воробьенок! Спасся под маминым руководством.

Газета «УРАЛЬСКИЙ ТРУБНИК»,

№ 34, 1 мая 1982 г., стр. 3